Отболел ли Афганистан?

Безусловно, в течение жизни мне пришлось узнать о подвиге наших воинов‑интернационалистов, выполнявших свой долг на чужбине. Но имею ли я право выражать свое отношение к этому кровавому эпизоду нашей истории, могу ли рассуждать о событиях тридцатилетней давности? Вопрос для меня однозначно риторический. Именно поэтому я не ставлю перед собой цель дать оценку решения советского руководства ввести в Афганистан ограниченный контингент советских войск «в целях оказания интернациональной помощи дружественному афганскому народу…» в части его справедливости или несправедливости и уж тем более правомочности. Мне хочется попытаться ответить на единственный вопрос: «Отболел ли Афганистан, сумела ли затянуться эта рана за прошедшие десятилетия?» В преддверии памятной даты я договорилась о встрече с ветераном войны в Афганистане Евгением Дубовым, награжденным медалями «За отвагу» и «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа».

Афганистан пришел, не спросив

Конечно, первым делом я задала Евгению Ивановичу вопрос о том, каким образом складывалась его жизнь до того, как Афганистан пришел в нее. Он рассказал, что родился в рабочей семье в селе Натальино. Еще в школе стал мечтать о поступлении в военное училище. Вместе с другом они готовились к этому ответственному шагу. Но мечте подростка не суждено было сбыться. Горечь разочарования усиливалась тем, что товарищу повезло больше, и он стал курсантом. Поразмыслив о том, что через полгода ожидался призыв на срочную службу, Женя принял решение не подавать документы ни в какое другое учебное заведение и устроился работать на Муромский завод. Вскоре ему действительно пришла повестка в армию. Три месяца новобранцев обучали водительскому делу в Кулебаках. А потом отправили в Афганистан. Это был 1981 год. Евгений Иванович признается, что знал, что на землях дружественной Советскому Союзу республики в тот момент шла война. Однако подумать не мог, что его коснется участь участника этих военных событий.

Мой разговор с собеседником до этой минуты шел довольно непринужденно. Евгений Иванович спокойно рассказывал о своих родителях, младшем брате, детстве, юности. Он смотрел мне в глаза, и этот взгляд был доверительным и открытым. Но как только мы дошли до того переломного момента в жизни каждого воина-афганца, я заметила, что мой герой начал меняться. Точнее, изменились его поведенческие реакции. Его взгляд все чаще устремлялся вниз, а в ответ на заданные вопросы он все чаще задумывался, словно боясь озвучить что-то, что может в тысячный раз причинить ему боль, резануть по старому шраму.

– Нас высадили на аэродроме в Кабуле, – продолжил свой рассказ Евгений Иванович. – Затем было распределение. Половина солдат, в числе которых были ребята из Навашинского района, осталась на месте. А меня с остальными отправили в Баграм в батальон материального обеспечения. Но через полгода по приказу руководства наши части поменяли, и я вновь оказался в Кабуле. Нашей главной боевой задачей была доставка бомб, НУРСов (неуправляемых реактивных снарядов – прим. ред.), взрывателей. Мы ехали в Термез, там загружались, а затем доставляли боеприпасы в Кунгуз, Кабул, Баграм, Джелалабад, снабжая ими аэродромы. Первые полгода мы переправлялись по понтонному мосту через реку Амударья. Впоследствии его заменили на стационарный с железнодорожными путями. Именно он запечатлен на известной фотографии вывода войск из Афганистана.

Его личная война

Известно, что понимание всего ужаса войны у солдата приходит не сразу. И воевать он начинает только тогда, когда впервые осознает жестокий военный закон: либо ты – либо тебя. Война Евгения Ивановича началась с первых дней, точнее с первого рейса, когда он в составе боевой транспортной колонны попал под обстрел.

– Мы недалеко уехали от части, уже прошли перевал, как нас зажали душманы, – вспоминает собеседник. – Много машин они пожгли. Одного сослуживца ранили. Тогда впервые стало страшно. Машины горят, бомбы взрываются, а самое главное, непонятно удастся нам выбраться или нет. Хорошо, что подоспела бронетехника. Нас загородили и, тем самым, спасли.

Евгений Иванович признается, что в тот момент усвоил главные, по его мнению, правила выживания: держи ухо востро, не лезь, куда не просят, неукоснительно исполняй приказы руководства! Он глубоко убежден, что только благодаря тому, что следовал этим постулатам, остался жив.

Мой собеседник поделился воспоминаниями и о таком эпизоде его военной жизни.

– Мне было приказано переправить боевую многотонную машину, груженую под завязку, которая была не на ходу. А мой «Урал» тоже пребывал в не вполне исправном состоянии. У него отказали тормоза. Но приказы, как известно, не обсуждаются, и я стал думать, как смог бы это осуществить. Подцепив огромную махину на танковый трос, подъем в 45 километров мы преодолели сносно, если эту формулировку можно назвать подходящей. Припасенные заранее булыжники служили нам не просто упором от скатывания вниз, а спасением от падения в пропасть. Произойди страшное, – нас бы даже не собрали! Весь ужас ожидал меня, когда после перевала нужно было спускаться вниз. Жесткой сцепки нет. Как быть? Я велел напарнику вплотную упереться в меня бампером. Планировал съезжать медленно. Но на спуске машина стала развивать скорость, и я почувствовал, как стал неуправляемым. Собрав все силы в кулак, я сумел въехать правым колесом в откос скалы и, тем самым, остановиться. Переведя дыхание, таким образом мы продолжили спуск по отвесу. До сих пор я не могу поверить, что вернулся тогда живым. От огромного мощного троса осталась тонкая ниточка, – заключил Евгений Иванович.

Тонкая ниточка. Как же это символично. Ниточка жизни, находившаяся не только в руках моего героя, но и во власти судьбы. Судьба, к слову, была к нему благосклонна. Молодого бойца Дубова не смогла достать ни одна вражеская пуля! Он не был ранен за все время боевых действий.

Не кровоточит, но болеть не перестал

Евгений Иванович рассказал и о том, как ему приходилось терять товарищей. Я не хочу переносить эти его воспоминания на страницы газеты. Слишком уж тяжело. Да и сокровенно очень. Отмечу лишь, что во время рассказа собеседника о самом страшном, я еще пристальнее вглядывалась в его лицо, жадно пытаясь получить ответ на главный вопрос. Потемневшие глаза героя, его дрожащий голос дали мне понять, что Афганистан в его душе болеть не перестал. Да, он уже не кровоточит и не требует хирургического вмешательства. Но болит! И будет болеть до тех пор, пока он жив. Пока живы свидетели и участники тех страшных событий.

Но ведь эта рана не только воинов‑афганцев. Афганистаном ранена вся наша страна. И пусть она зарубцевалась, но мы-то знаем, что шрам, оставшийся на ее месте, не заживет никогда…