От поколения к поколению

Да, время становится ближе или дальше через призму человеческого сознания… И так важно не упустить эту возможность, эту тонкую ниточку, связывающую людей разных эпох. Именно на это и направлен наш проект «От поколения к поколению», в рамках которого мы вспомним о наших традициях и постараемся передать эту память молодым. И в этой публикации, которая стала продолжением темы, раскрытой на страницах «Приокской правды» еще 3 февраля в материале «О горицких частушках и праздниках», речь пойдет о свадебном обряде довоенной поры, праздниках праздников – Пасхе и Троице, но интересных не с позиции православных канонов, а восприятием простого крестьянского люда.

Сватовство

– Вот дружат парень с девушкой. Он ей как-то и говорит, что сватов пришлет в такой-то день. А как засватают, родители о свадьбе договариваются. И называется это запоем. На запое невесту спрашивают: «Замуж пойдешь?» «Пойду», – отвечает она. «А ты берешь ее?» – спрашивают жениха. «Беру», – отвечает тот. Помолятся Богу и за стол садятся. После запоя невеста начинает готовить приданое – занавески на окна и двери, подзоры на койки, полотенца… Старшая сестра невесты или ее крестная ходят к жениху замеры делают. А потом мать, подружки, сестры начинают шить, строчить, вышивать. Перед свадьбой женихова мать идет к невесте с гостинцем – домашней выпечкой. На другой день подружки невесты с гармонистом едут к жениху с постелькой. Везут на лошади матрас соломенный, одеяла, подушки, наволочки, подзоры на койки… Подъезжают к крыльцу припевают:

Вот она и понесла вьюга со метелею,

А мы, Коленька, к тебе приехали

с постелею.

Начинают продавать постельку жениху. Кричат: «Давай больше-больше…» А когда продадут, приданое заносят в дом, обряжают комнаты, развешивают занавески, полотенца и садятся за стол. Гостей угощает жених. Как по первой стопке выпили, тайные подруги стопку переворачивают и говорят: «По ком пришли?» Жених называет свою невесту…

Выкуп

– Пришел день свадьбы, пора к венцу собираться. Из соломы плели пичужку с крыльями и клювом. Ее вешали там, где невеста за столом сидела, жениха ждала. Жених должен был быстро схватить эту пичужку и бросить в чулан. Если расторопный, а не «рахманистый» – успевал, что обычно и случалось, считалось, что теща будет ласковой. А около чулана (кухни) стояли девки. Потом жениху подавали тарелочку, на нем носовой платочек. Он должен этот платочек взять, поднять вуаль, поцеловать невесту. А девки начинают петь: сначала свахе.

Свахонька, молоденька.

Свахонька, хорошенька.

Слышишь ли ты, свахонька,

Слышишь ли, молоденька,

Мы тебе песню поем,

Мы тебе честь отдаем…

«Сваха – лепешку!» – кричат девки.

Потом также поют дружке.

– Мы тебе песню поем…

Дружка, припасай кошелек, сейчас будешь платить…

И уже после поют невесте.

Полевая сладка ягода

Ох, и дорогая гостья Нюронька,

Ох, погости в гостях немножечко,

Ох, у родимого у батюшки,

Ох, у родимой своей матушки,

Ох, во дворе у них чистехонько,

Ох, во садочке зеленехонько,

Ох, нет ни ветру, нет ни вихоря,

Ох, ни тумана даже сильного,

Ох, ветру не было – подунуло,

Ох, гостей не было – наехало,

Ох, наша Нюра за водой пошла,

Ох, отколь взялись гуси серые,

Ох, замутили воду свежую,

Ох, наша Нюра без воды домой пошла.

Свекор-батюшка журит-бранит,

А свекровушка велит побить,

А золовушка-белянушка,

Ой, слово ласково замолвила:

«Ты бы, Нюра, таковой воды несла,

Ох, вода в ведрах устоялся бы…

А их сердце утолилось бы».

– Дружка, денежки давай, – снова кричат. И начинают петь жениху:

Ох, у месяца крутые рога,

А у Коленьки кудрява голова.

Ох, чай, не сами кудри вилися,

Ох, уж не сами завивалися.

Ох, завивали красны девушки,

Ох, они вили, приговаривали:

Ох, кудри вейтесь, кудри русые,

А прилегайте к буйной голове,

А привыкай-ка, душа Нюронька,

А к его великой гордости,

А к великой покорности.

Дружка платит девкам деньги. Они кричат: «Мало. Давай еще. Еще…»

Поют дружки и жениху. Было, что ты, весело, – говорит Екатерина Степановна, делая в последнем слове ударение на «о». А у меня перед глазами рисуется вся эта картина, яркая, колоритная, с народом шумным, задорным.

К венцу

– Молодым пора к венцу ехать. Жениха с дружкой и свахой посадили на переднюю лошадь, на вторую лошадь посадили невесту с крестной. Невестин отец начинает обходить с иконой этот поезд, а он бывает и больше. Это уж какая родня будет. А потом поезд тронулся. Им в след три раза стреляют холостыми патронами вверх, чтобы все враги (нечистая сила) отходили. Дружки жениха возвращаются в дом невесты и приглашают свата и сваху в дом жениха на пир. А после пира невеста в доме жениха остается. На второй день невеста дарит подарки свекрови, свекру, золовушкам… – близкой родне. А потом ей дают веник и смотрят, как она умеет мести. Гости начинают кидать на пол мелочь. Она метет да все к порожку. «К порожку-то мети, в совок-то клади, а на улицу не выноси». Эта присказка вот к чему: если в доме скандал, на улице чтоб никто не знал. Свадьбы играли порою по целой неделе. Гуляли и в доме у крестных, и прочих родственников: ходили и к той, и к другой родне.

– За всю неделю четверть водки не выпивали. Не как сейчас. В нашей деревне самогонку не гнали. Если, например, иду с мужем к кому на свадьбу или праздник с собой брали немного водки да из закуски что-нибудь. Так гости хозяевам помогали, – присоединяется к разговору дочь моей собеседницы Людмила Николаевна. – И к Пасхе, например, корова отелилась, а у меня есть сестра, тетки, племянники… Я вечером подоила и крыночку кому-то из них несу, утром подоила – несу другому. И так все друг друга выручали. Наносят столько молока, сколько нет у тех, у кого корова отелилась. Будет он и с творогом, и со сметаной… Не было такого, что если есть излишки – продать лучше, чем выручить. Причем, выручали не только родственники, но и соседи, приятели, те, кто к тебе хорошо относится. Такое было время!

И снова старину начинает вспоминать Екатерина Степановна.

– Церковь у нас была своя. Там и венчались. Это все до войны было. И после, было и сватовство, и пир, но все уже не так. И песни того времени, и традиции потихоньку забываться стали. Теперь уж и вовсе никто так не гуляет свадьбы. Я замуж выходила в сорок шестом. Мне в ту пору двадцать первый год шел. Мы уже не венчались.

Самые красивые праздники

– Даже чуть постарше меня (я хорошо помню эти свадьбы, ходила смотрела с другими) гуляли еще с теми же песнями и дружке, и свахоньке, и невесте, и жениху. Стоят на скамейках, ногами притоптывают, поют громко да так ладно! Поют всем – за песни денежки берут. Порядок был такой. Наберут немного, разделят, купят себе угощение, – снова мы говорим с Людмилой Николаевной.

– А еще раньше свадьбы с квасом гуляли. Также пели и плясали без водки. Не было ее тогда. У мамы моей на свадьбе квас был, – говорит Екатерина Степановна.

– Самые красивые праздники, которые ждали и дети, и взрослые – Пасха и Троица. Нам даже ребятишкам не давали молока, мяса. Нельзя было слушать приемник. Бабушка – мама моей мамы – не разрешала. Нельзя было веселиться перед Пасхой. Так соблюдали Великий пост. Папа говорил, возьми кружку, иди к матери во двор, она как подоит – тебе молока нальет.

На Троицу все вокруг украшали кленами. Не березками, как везде. Дети приносили ветки этого дерева всем, кто сам в силу преклонных лет или же плохого самочувствия не мог за ними сходить на гору, где кленов много росло. Когда я была маленькой, церкви своей в деревне уже не было, и мы – ребятишки – бегали за бабушками в Дедовскую церковь. Расстояние было приличным, не менее 5–7 километров. До сих пор помню эти службы. Народу было очень много. Мы бегали, надеясь, что бабушка нам купит хоть немного яблок. Своих-то в деревне не было. В войну их все вырубили, чтоб земли под посадку картошки было больше, а те, что все-таки оставались у кого-нибудь, вымерзли как-то в суровую зиму.

Шедевры народного творенья

– Меня сватали – не отдали,

Куда-то берегут,

А за этого залеточку

Другую отдадут.

Я залеточку любила

И любить хотела век,

А любовь наша растаяла,

Как в поле белый снег.

Я залеточку любила

И любила одного,

А он каждую ласкал

Ему, видно, все равно.

Мы с мотаней расстались

У крылечка нового

Он пошел в фуражке…

Прощай, чернобровая.

Я залеточке «свому»

Сказала резонно:

Я с тобой, залеточка,

Гуляю сезонно.

Мой залеточка хорош-хорош, –

Все люди говорят.

А за хорошего залеточку

И дома не бранят.

Я любила милого,

Любила да покинула.

Я б его не оставила,

Но меня судьба заставила.

Мой залеточка уехал,

Он уехал, улетел.

Он меня «бедну» девушку

Любить не захотел.

Говорят, расставаний нету,

А я расставалася.

На широкой улице

Одна осталася.

Я спала – меня будила

Черная воронушка,

Вставай, милая моя,

Буйная головушка.

Пела и пела, не переводя дыхания, Екатерина Степановна одну частушку за другой. Пять, десять, двадцать… Я сбилась со счету.

– На свое восьмидесятилетие час их пела, не повторяясь, – удивила она. И все частушки про любовь. Впрочем, это вполне объяснимо: сочиняла и пела-то молодежь.

– Залеточка, ягодиночка, миленочек, дроля – это все названия любимого, – снова вступает в разговор Людмила Николаевна, подчеркивая эмоциональность, выразительность языка. И с этим невозможно не согласиться.

– Я их знаю о‑ох сколько много! – восклицает Екатерина Степановна. И тут же начинает напевать. Я хотела записать за ней ручкой, но не тут-то было. Только первую строчку и успела знаками «нарисовать». Она пела и прихлопывала руками, притоптывала ногами. На ее щеках проявился румянец. Морщинки слегка расправились, и лицо будто стало светлее. Казалось, что вот-вот она встанет и пустится в пляс, точь-в‑точь как в молодые годы, когда на каком-нибудь гулянье в широкий круг звала звонкая гармонь.

Теперь уж частушки не поют, свадьбы так не гуляют, разве только в выступлениях коллективов художественной самодеятельности, театральных постановках можно услышать и увидеть эти шедевры народного творенья, свидетельствующие о многогранном таланте простых тружеников глубокой старины, той самой, откуда мы – нынешнее поколение – берем свое начало.