Парфеновы

Все это – и многочисленные цветы, и фото разных лет, и само торжество – как признание судьбы, как ее самая высокая оценка за совместно прожитые ими годы.

Друг без друга – не жизнь!
– Мы отказывались, говорили детям: «Да зачем такой праздник устраивать?» А они на своем стояли: «Вам и делать-то ничего не надо будет. Приедем за вами, провезем по всем, отметим и вернем на место», – старался юбиляр дословно передать их уговоры.
– Тридцать три человека были на регистрации, и все наши. Да еще трое приехать не смогли: один внук в армии, другой в Москве на заработках. Жена его Марина заболела, – продолжала хозяйка, и было совершенно очевидным, что они с мужем искренне рады торжеству, просто не хотели доставлять детям лишние хлопоты.
– Согласились, раз они так настаивают. И то, правда, когда еще соберемся?! Бывает, то одни приедут, то другие навестят, а чтобы все вместе – редко случается, – словно точку поставил в этом вопросе Павел Васильевич, и разговор наш пошел о самом празднике, о том, какую почесть оказали им самые близкие, дорогие люди. Благодарили, славя Бога, за детей – четырех дочерей и сына, за зятьев, сноху, внуков, которых у них 10, и за троих правнуков.

– Спаси, Господи, наградил счастливой судьбой, – нет-нет, да и повторяли они в разговоре.
Кстати, их прямое отношение к вере обнаруживают и многочисленные иконы, также нашедшие свое место не только в красном углу избы, но и среди тех же фотографий! Оказалось, что супруги венчанные, с божьим благословением живут в браке и их дети, которыми Парфеновы гордятся. И есть чем.
Каждый получил образование, нашел свою судьбу, место в жизни. Радуют юбиляров и внуки, и правнуки. Друг же другу супруги и по сей день дороги.
Чувства их с годами только крепче стали
– Лежал в больнице – все тосковал. Столько ведь лет вместе! – говорит Павел Васильевич.
– В ЗАГСе спросили: «Ну что, любишь его?» Я сказала: «Любила, люблю и любить буду до конца моих дней», – заверила Александра Павловна.
– Она говорит: «Помереть бы нам вместе, как Петр и Февронья – в один день. Без тебя оставаться не хочется». А мне без нее не жизнь, – вторил ей супруг.
Хотя не только радоваться пришлось им, но и трудности преодолевать. Впрочем, есть в народе мнение, что испытания сильных, искренних, с чистым сердцем людей сближают, а случайных разводят. В 1978 году Павел Васильевич тяжело заболел.
– В больнице и не верили, что в живых останется. Говорили мне: готовься в любое время. Надежды нет никакой, – рассказывала Александра Павловна, едва сдерживая слезы. – Места себе не находила. Хорошо свекровь да золовка за детьми смотрели. Все пятеро уже были. Самой маленькой – два года… А каково ему было боль терпеть!? – вспоминала она.
– Врач инфекционного отделения Кулебакской больницы Александра Николаевна Свистунова, а еще хирург Навашинской больницы Владимир Андреевич Ерышев спасли меня от смерти, да вот она не отходила, – и Павел Васильевич указал на жену.
И прошлое серой тенью ложилось на их лица. Они заново проживали его эпизод за эпизодом, поддерживая друг друга в эти минуты проникновенными взглядами, не заметить которых было невозможно. В ее глазах отражалось глубокое сострадание, в его – бесконечная благодарность и признательность. И было ясно – их чувства сильны, как в молодые годы.
Но как же начиналась такая трепетная любовь?
Самым обычным образом и все же необычным: с тревогами и волнениями, прогулками под луной, встречами рассветов, твердым решением связать свои судьбы в одну…
– Мы оба местные. Ровесники. На два месяца он меня постарше, – поясняет хозяйка.
– Она – с февраля сорок второго, я с ноября сорок первого, – уточняет супруг. Только она родилась на слободе, на улице Новой, а я здесь. На этом месте стоял родительский дом. Это уже потом, после того, как я вернулся из армии, построили новый, каменный. Пока строили, жили у соседей в третьей избе. Там, на Новой улице, и клуб был. В клуб приду, а она там, – вспоминает Павел Васильевич ту пору, когда они еще только присматривались друг к другу.
– Я заведующей работала какое-то время, после того, как закончила учебу. На виду была, праздники проводила, – смущенно, словно оправдываясь, объясняла собеседница.
Но это позже. А приметил Павел Васильевич ее еще в школе.
– Крутилась на глазах и в перемену, и на уроках. Пошла молодость. И не заметить такую видную, красивую, бойкую девушку было нельзя, – говорит он, будто смущаясь.
– Да вертелась, да еще на высоких каблуках! – шутя, подыграла Александра Павловна мужу. – Организовала дамский вальс. Сама сначала и приглашала, чтобы пример показать. Подойду так к мужчинам, скажу, пожалуйста, пойдемте на танец. Мы крутимся, а он все глядит… Потом подойдет, раз, два… Я с другим тогда ходила, но приметила, что нравлюсь ему, да и он мне нравился. Так и стали встречаться. До утренней зорьки гуляли. Сидим на лавочке, расставаться не хочется, а уж стадо гонят…
Свадьбу сыграли большую
И у него, и у нее родня многочисленная.
– Младшую дочь замуж выдавали, сватья спрашивает: «Насколько готовить-то?» Мы насчитали родных да двоюродных 170 человек. Она даже напугалась. Вот и у нас свадьба была большая.
– Запой собрали в конце престольного праздника Крещения. А через две недели – пир. Как раз он на мой день рождения выпал, – говорит Александра Павловна. – Мне 20 лет исполнилось. Четыре дня гуляли. Первый – у жениха, второй у невесты, третий общий, а в четвертый допивали, доедали все, что осталось. Пели и плясали под гармонь. Гармонистов раньше было много.
После свадьбы Александра Павловна жить пришла в родительский дом мужа. Сначала стеснялась, потом и не заметила, как привыкла, приняли как родную кровь.
– В сентябре я в армию ушел, – подхватывает рассказ супруги Павел Васильевич.
– У меня до сих пор хранится одно из его армейских писем. Осталась я в положении.
Первая родилась у них Анфиса. Немного подросла, сделали фотокарточку и отправили в армию отцу показать, и снова, как в первый раз, с нежностью рассматривает все тот же снимок.
– Всегда со мной была, – поясняет Павел Васильевич.
Вторую дочку назвали Ириной. Потом появилась Валентина, за ней Василий, а там и Ольга.
– За детьми смотрели свекровь и золовка. Тридцать лет прожили мы с ними под одной крышей. Жили – не ссорились. Домом его мама сама заправляла. Деньги у нас общие были. Надо кому на что – бери. Вот и мы детей так учили, кошелек в семье должен один быть… Так вот, мы все больше на работе были: я на ферме учетчицей трудилась, он – молоко на машине возил… Ну, а ночью к детям я вставала, особенно когда случится что заболеют. Они все же крепкими и спокойными росли. Все получили образование. Создали семьи. Валентина у нас уже бабушка! У нее два внука и внучка – наши правнуки. Хорошие у нас дети! Всегда помогают. Держали корову – в сенокос они здесь, картошку роем – тоже не без их помощи, закончились дрова – они же их и заготавливают. Бывает, спрашивают, чего нам надо, а то и сами знают.
Оставалось время и на отдых
А был он интересный, полноценный! Не раз от совхоза, по линии профсоюза давали им туристические путевки, в том числе и за границу – в Германию.
– В Лейпциг приехали, я у гида отпросился. Решил жене показать гарнизон, в котором тридцать девять месяцев служил. По путевкам были в Ессентуках, Пятигорске, Молдавии… Поездили, посмотрели свет! – шла наша беседа о прошлом, углубляясь в детские годы.
– Мне было пять лет, когда дед умер. А папу-то я не знаю вообще. И он так и не узнал, что я у него родился. Погиб в первые дни войны, задолго до моего появления на свет. Он, как закончил службу, уехал учиться в Брест-Литовск, в ту пору так назывался Брест. Мама к нему ездила. Тогда и меня привезла. Последнее письмо от него пришло 15 июня 1941 года, за неделю до начала войны… – рассказывал Павел Васильевич.
Удивительно! Время моего пребывания в гостях у юбиляров не шло, а текло. Ладно, и как-то непринужденно складывалась беседа, несмотря на то, что мы не раз меняли ее направление, уходя то в прошлое, то возвращаясь в наши дни. Но, о чем бы ни заходила речь, буквально в каждой теме прослеживалась мысль о ценности и значимости семьи для человека! Опорой, основой настоящего счастья считают ее герои моей публикации. Такое понимание они привили и своим детям. Оно и хранит их, позволяя крепко стоять на земле.